Я — псих! Заметки психолога родителям и детям

В прошлых статьях мы благополучно разобрали Эмоции и Логику, как основные положения функции в Психософии, сегодня речь пойдет о стержне личности — его Воле.

Первая воля

Первую Волю нарекли царём. Нарекли неспроста. Дело тут в первую очередь во внутренней корреляции собственных желаний с собственными целями и в попытке первой функции построить и дотянуть все остальные аспекты до результата необходимого единичке, по максимуму спрятав и задавив больную троечку. Это говорит как о хорошем самоконтроле, так и об абсолютной несвободе перед собственными желаниями: «хочу и всё тут!», правда царь способен понять, чего он хочет в действительности, а что сиюминутно и потому мимолётно.

Воля в положении главного аспекта нам скажет ещё и о том, что подобный человек чётко знает, чего он хочет и как этого скорее достичь. В достижении своих целей первая воля, не будет считаться ни с какими затратами. Она станет идти к желаемому напрямик, порой, не считаясь с тем, чего хочет её окружение.

Нет, за «своих» она стоит горой, однако отчего-то подсознательно считает, что эти свои должны идти ей на уступку, поскольку среди них она видит себя избранным лидером. Притом, как должен вести себя лидер у неё есть чёткое, своё представление.

Кстати, в связи с этим представлением она начинает со временем делить мир на «своих» и «чужих». В данном случае чужие это те, кто не признаёт её авторитет в той среде, которую она для себя избрала. Тут возможны даже большие стрессы в случае абсолютной невозможности достижения какой-либо цели, которая ещё некоторое время назад маячила на горизонте.

Ну, к примеру, готовился человек в космонавты, а потом взял да переломал себе все кости – всё, космонавтом ему не быть, а это была цель всей его жизни. Спрашивается, что делать?..

Уязвимость первовольника с его казалось бы несгибаемостью в том, что одна объективная неудача, способная перечеркнуть все его планы, сломает его полностью. Буквально хребтом и об колено. Тот же Ленин, когда его настиг паралич, просил об эвтаназии. Для него было настолько унизительно осознавать, что он более ни на что не способен в деле всей его жизни, что смерть казалась ему лучшим выходом.

Потом подобному человеку совершенно несвойственны вычурность и вульгарность. Это всё его совершенно недостойно. Ему ближе естественность. Его уверенность в себе, всё равно, невозможно поколебать. Он уверен, что он и так априори Главный, чуть ли не Бог и Царь на земле. Но с учётом того, что обычно это люди простые с ними можно просто договориться, либо выйти из-под сферы их влияния.

Вторая Воля

Дворянин. Демократ. Нет слов — одна реклама. Мало того, что это положение воли является наиболее гармоничным с точки зрения всей модели разом, так ещё и вторая воля обладает читерской способностью подтягивать до своей гармоничности одну-две функции, то есть, сглаживать острые углы доминантных аспектов, тем самым вторая воля напоминает нам, чуть ли не рыцаря из средневековых романов. Именно романов…

Тут о реальном положении дел можно пока забыть. Вторые воли очень часто бывают поборниками справедливости и защитниками человеческой чести. Добро делают, чуть ли не в кредит. Прямо таки утопия с «дятлом» во главе. Всё хорошо, всё вроде бы идеально… для всех, кроме подчас самой второй воли. При таких-то обстоятельствах окружающим очень удобно сесть на шею второвольникам и лапки свесить.

То есть может дойти до банальной эксплуатации чужого труда. Эксплуатации на голом энтузиазме второй воли, желающей помочь всем страждущим. А за счёт некой идеалистичности «пашут» на ней достаточно часто.  

К тому же именно вторая воля, стоя между двумя доминантными – первой и третьей, примеряет их эрос, позволяя миру не быть окончательно уничтоженным, а третьей воле не быть растоптанной буднями и толпой.  

Благодаря наличию далеко не одной текущей цели, вторая воля способна к быстрому ориентированию на… кхм… пересечённой местности. Ну, если не получилось достичь этого сейчас – ничего можно подождать, зайти с другого угла и воплотить это завтра.

А может, это было нам и не особо важно – нужно переосмыслить. Неуклонно вторая воля будет двигаться только в сторону, удовлетворяющую её единичку и троечку. Интересами окружающих людей она может управлять и играючи, поскольку ей одинаково легко, как руководить, так и подчиняться.

Потому и вопросы статуса для второвольника не всегда играют определяющую роль. Из некоторых источников вообще следует, что любить умеют только они, а всем остальным у них учиться и учиться.

Третья Воля

Подходим к главному камню преткновения, к главной язвочке психософии – третьей воле, её ещё называют мещанином. Всё это мещанство строится, как на принципе достаточно частых упаднических настроений, так и на песне: «Если у вас нету тёти – вам её не потерять».

Поскольку сверхчувствительность троечки к любым изменениям настолько велика, что она, действуя исключительно наверняка, будет не только колебаться вместе с линией партии, но и неуклонно втайне двигаться к намеченной собой цели, сто сорок восемь раз попутно меняя планы, однако всё равно в тайне на неё «пуская слюнки».

Для троечки с её вечной неуверенностью, маскируемой подчас и под гипер усилия – попытку косить под первую волю, загнав даже единицу в тёмный угол, так и под залегание на дно, порой очень сложно сделать первый шаг, поскольку собственная «язвочка» будет требовать к себе наибольшее количество внимания.

Здесь и кроется тайное самолюбие третьей воли, которое она прикрывает всяческими масками. Третья воля в гордыне своей может даже не пользоваться теми благами, коих считает себя недостойной, что единовременно и занижение, и завышение собственного Эго. В котором и заключается раздвоенность троечки, когда «грызя стаканы, Шиллера читают без словаря», в аллегорическом смысле, конечно.

Так же боясь показаться смешной или же сделать чего-нибудь не так, чего-нибудь испортить, может вести себя излишне скованно. Она сама может возвести вокруг себя хрустальную стену, пересечь которую для неё будет излишним стрессом – и стену жалко — жаба душит рушить — и остаться без неё на произвол судьбы уже как-то страшновато. Не первый день стоит все же.

В этом плане третьей воле не хватает силы на планомерное движение к переменам, приступить к которому в одиночку — не представляется возможным, хотя бы потому, что третьевольник какой-никакой, но, всё же, коллективист. И потому развитие этого аспекта в первую очередь будет упираться в вопрос доверия окружающим. 

Четвёртая воля

 Немного несправедливо четвёртая воля названа крепостным. Уместней было б сказать – гибкий дипломат при царе, но какую терминологию имеем, с той и приходится работать, не обессудьте.

Четвертовольник человек — не то чтобы вообще без каких-либо амбиций – это не так хотя бы потому, что такое положение воли относительно остальных функций даёт им – высоким аспектам – удивительную свободу самовыражения. Воля и личное «хочу!» в вопросах статуса не начинает сковывать всё существо.

Однако с другой стороны, мы имеем человека без чётко выраженной волевой системы ценностей. И тот избыток угодливости, что «помещён» в четвертовольника, может обернуться и для него, и для окружающих большой бедой.

А всё потому, что «крепостной» не может не перенимать ту систему ценностей, что важна для его… ну, не то чтобы хозяина, скорей уж того человека, который ему настолько важен, что он перенял его взгляды чуть ли не полностью.

В обществе людей с более высоким положением воли, четвертовольники подсознательно начинают подстраиваться под их линию поведения, копируя как ценности, так и схему достижения поставленных целей. Это люди, которые со всеми разные и потому не стоит удивляться, что с кем-то иным они ведут себя не так, как с вами.

Наедине с собой – они вообще какие-то другие. Но вот, как этот момент поймать и узнать, какие они тогда – не ясно. Для них подобные метаморфозы абсолютно естественны и если они при этом не наступают на горло своим высоким функциям – они всегда будут рады вам помочь и угодить.

Но, если вы вдруг пошли против их личного «Царя» или той системы ценностей, что принята ими нынче, они могут биться с вами, не считаясь с потерями. Кстати, именно четвертовольники наиболее легко переносят тот отказ от себя, который проповедуется большинством религий. Для них он естественен. И блаженный Августин с его: «Человек – червь у ног Господа» — яркое тому доказательство.

Марина Кучер